О том, как древние предки людей – приматы сформировали нашу одержимость страшными существами, рассказывает профессор университета Монтаны Пол Траут.

Монстры буквально заполняют собой мифические ландшафты. В гавайском мифе есть человек с акульим ртом посередине спины, австралийские аборигены боятся существа с телом человека, головой змеи, и присосками осьминога. Легенды американских индейцев полны летающими головами, орлами-людоедами, людьми-совами, водными каннибалами, рогатыми змеями, гигантскими злыми черепахами, чудовищными летучими мышами и поедающими людей пиявками величиной с дом. В греческих мифах можно обнаружить одноглазого гиганта-людоеда Полифема, чудовищного гибрида человека и быка Минотавра и человекозмею Сциллу, опоясанную лающими собачьими головами.

Независимо от форм и размеров, всех монстров объединяет одна общая черта – они едят людей. С точки зрения психологии, мы боимся монстров потому, что они разрывают нас на части, жуют, глотают и затем известным способом извергают остатки наружу. Миф за мифом чудовищные хищники делают это самым естественным образом.

Каждый день в течение нескольких миллионов лет наши предки видели (и слышали), как других, менее удачливых живых существ разрывают на части и съедают голодные звери. Неудивительно, что наш мозг устроен таким образом, чтобы заставить нас бояться этой ужасной судьбы, и что истории, которые мы рассказываем сами себе, отражают этот страх и пытаются выразить его – и выдавить наружу.

Архетипический монстр олицетворяет собой именно этот страх, Страх с большой буквы. Но почему наш первобытный страх принимает форму монстра, то есть существа, в котором гротескно перемешались черты нескольких разных животных и даже человека? Каким образом наш исторический опыт существования в качестве добычи способствуют образованию мифических чудовищ?

Давайте начнем с наиболее распространенного и самого знаменитого из всех мифических монстров – дракона. Это существо в том или ином облике появляется почти в каждой мифологии и стало темой множества книг и статей. Пожалуй, самой интригующей из них может считаться "Инстинкт для дракона" антрополога Дэвида Э. Джонса. Он утверждает, что образ дракона складывается из частей трех видов хищников, которые на протяжении 60 миллионов лет убивали наших живших на деревьях африканских предков-приматов. Три этих хищника – леопарда, питон, и орел.

По мнению Джонса, древние приматы выработали отдельный сигнал опасности на каждого из них, запускающий определенную защитную реакцию, соответствующую характеру нападения конкретного хищника. Антрополог назвал его комплексом распознавания шаблонов змея/орел/кошка. Именно этот комплекс Джонс и считает источником того, что можно назвать "умственным драконом".

Сам дракон появился в тот момент, когда наши обезьяноподобные предки оставили деревья ради хождения по земле. Относительно маленький мозг австралопитека не мог обработать слишком большое количество информации о многих новых хищниках и выработать новые специфические сигналы тревоги и стратегии ответов для каждого из них. Столкнувшись с информационной перегрузкой, мозг австралопитека свалил в одну кучу все известные ему сигналы и ответы на них, объединив кошку, змею и орла в одно гибридное существо с лицом кошки, телом змеи и когтями орла. Этот гибридный "монстр" и стал известен как "Дракон".

Получившаяся комбинация трех доминирующих хищников позволяла нервной системе быстро отреагировать на встречу с практически любым опасным животным. Кстати, это свойство нашло отражение и в происхождении самого слова "монстр", образованного от латинских monstrare – "показать", и monere – "предупреждать". Таким образом, монстры – это предупреждающие знаки, напоминающие нам о множестве обитателей окружающего мира, готовых нас сожрать.

По мнению Джонса, основные элементы образа дракона сформировали в мозгу приматов шаблон, который может быть передан не только культурно, но и генетически. Сотни тысяч лет он пролежал в глубинах человеческого разума, пока развитие языка и искусства не позволило ему выбраться на свободу уже в виде культурного феномена. Можно сказать, что дракон, как и другие монстры и мифические фигуры, представляет собой продукт когнитивной текучести, лежащей в основе мифической фантазии.

По тому же принципу, что и дракон, создавались и другие мифические чудовища. Образ змеи различим и в шее гидры, а грифон имеет тело льва, но голову и крылья орла, и так далее. Независимо от частностей облика чудовища его существенные признаки определялись, безусловно, очень опасными представителями фауны конкретного региона. Монстров "селили" в опасных географических районах, объявляя их табу, и объясняли угрожающие смертью стихийные бедствия – тайфуны, ураганы, извержения вулканов – их присутствием. Главной задачей монстра является персонификация того ужаса, который миллионы лет сопутствует нам, как виду, который преследуют и поедают огромные и страшные хищники.

Кроме того, мифические монстры могут быть обоснованы генетической памятью о реальных чудовищах, созданных самой природой. Например, в древней Австралии (и, возможно, в других областях Юго–Восточной Азии), жили плотоядные ящерицы до 10 метров длиной. В других местах встречались птицы, слишком огромные, чтобы летать, и четвероногие животные, которые могли ходить иногда на двух ногах. В 19 веке крупный специалист по мифическим монстрам Чарльз Гулд предположил, что некоторые из них могут отражать культурные воспоминания о "некоторых меловых и третичных ранних формах", которые избежали вымирания в изолированных и отдаленных районах мира. Аналогичной позиции придерживаются сегодня некоторые криптозоологи.

Другим плодотворным источником для чудовищ являются настоящие кости. Уже давно отмечено, что окаменевшие скелеты давно исчезнувших существ из времен динозавров способствовали появлению мифических монстров. Еще в 1831 году Гулд предположил, что вера в монстров возникла из частых открытий остатков "гигантских амфибий". Он также отметил, что, когда китайцы находят скелеты давно исчезнувших динозавров, они описывают их как "кости дракона". Точно также в Карпатах кости вымерших пещерных медведей считались останками драконов. Такая приверженность именно к образу змей объясняется, по всей вероятности, тем, что зачастую окаменевшие скелеты действительно напоминают извивающуюся змею. Овидий в "Метаморфозах" прямо пишет, что после разложения в могиле позвоночник (или спинной мозг) человека превращается в змею, что служит прекрасным примером процесса мифологизации, о котором мы говорим.

Другим специалистом, работавшим на стыке палеонтологии и мифологии, была Адриэн Майор. Она зафиксировала сотни случаев за последние две с половиной тысячи лет, когда кости ископаемых служили основой мифотворчества, объясняющего испуганным людям поразительные останки находимых животных. Один из примеров – Птица Грома из мифологии американских индейцев, которая, возможно, имеет отношение к скелетам тираннозавров. "Нашедший передние лапы тираннозаврид с их своеобразной парой когтей, и, возможно, их удлиненные, птичьи лопатки, вполне мог бы определить эти останки как часть ископаемого скелета каких–то таинственных птиц", – пишет Майор.

Процесс мифологизации начался не во времена древних греков и римлянам, а намного раньше. Уже Homo erectus нуждался в объяснении находимых им гигантских ископаемых животных. Останки динозавров должны были быть особенно страшны для него, поскольку древние люди не могли знать, что эти плотоядные "монстры" давно вымерли. На самом деле ранние люди неизбежно должны были интерпретировать кости динозавров как реально существующих животных, скрывающихся где-то неподалеку.

• 
• 
• 
• 
• 
• 

Монстры были созданы также из мечты и грезы. По данным медицинского антрополога Алондры Обри, впервые изменение нормальной химии мозга ради эмоциональных и психических выгод было применено еще "протолюдьми" из раннего плейстоцена. Эти измененные состояния сознания позволили нашим предкам получить доступ к "неограниченному резервуару фантазий, образности сновидений, мечтательности и творческим идеям". Вызванные "веществами" образы и символы создавались из элементов повседневной жизни, причудливо искажаясь, преувеличиваясь или уменьшаясь.

Обри предположила, что древние люди занимались такой практикой, чтобы избежать мучительного осознания своего существования жертвы в мире хищников. Убегать таким образом от проблем на слишком долгое время было бы самоубийством, но применяемые периодически, во время ритуалов, одурманивающие вещества оказывали психотерапевтический эффект, смягчая страх и повышая уверенность в себе.

Поскольку среди важных знаний в подсознании наших древних предков хранились и образы опасных для жизни хищников, во время измененного состояния они претерпевали дальнейшее формирование, скручивание, рекомбинацию или гибридизацию. Получается, что предки расширили перечень собственных страхов с помощью механизма, призванного помочь избежать встречи с их источниками.

Стоит обратить внимание и на другой психологический момент. Мифические чудовища часто объясняются психологами как символы "монстра внутри", проекцией импульсов жадности и агрессии, которые Юнг называл "Тенью" – теми чертами личности, что объявлены плохими. "Тень" стремится ощутить и применить собственные клыки и когти, и монстры, оснащенные этими чертами, позволяют нам выразить эту темную бессознательную сущность, материализовать ее и тем изгнать из себя.

Откуда же взялись эти темные стороны личности? В каком–то смысле они были с нами всегда, в виде "шаблона" "убийцы обезьян". Сталкиваясь с полным опасных хищников миром, наши предки объединялись, чтобы выжить. И хотя борьба за статус в группе у них наверняка имела место, убийства человека человеком были очень большой редкостью – ведь кругом было полно куда более совершенных убийц. Потребовалось очень много времени, чтобы люди преобразовали себя в планетарного альфа-хищника.

Мы не родились "монстрами", мы ими стали, наблюдая за повадками хищников и подражая им. Чтобы имитировать клыки и когти крупных хищников, людям пришлось изобрести оружие, и выжить удавалось лишь тем, кто изображал хищника наиболее убедительно. И все же даже сегодня попытка избавиться от "монстра внутри" выглядит суицидально.

Гармонизируя свое душевное состояние, людям временами приходится вызывать "монстра по борьбе с монстрами" в виде кинофильмов. Это может быть "Чужой", "Хищник", "Беовульф", практически любая лента, драматизирующая процесс выживания. Мы хотим и должны временами чувствовать монстра внутри себя, чтобы иметь возможность призывать свою силу в случае необходимости. Миллионы лет в качестве добычи научили нас, что порой нам надо выпить крови дракона, чтобы выжить.

По материалам сайта Salon.com